Психология потери

Пятно слабого света вырывает из окутавшей дом темноты два бездвижных тела на полу, в белых и тёмных одеждах, покрытых багровыми пятнами. Рассвет нового дня приветствует красный ручеёк на пороге. Подоспевшие по вызову полицейские тут же выстраивают версию: двойное убийство, однако вскоре от неё придётся отказаться — неподвижно лежать остаётся тело женщины, а парень, её сын — очевидно, убийца — спрятался где-то в доме. «Грешник! Что ты наделал?! Она так заботилась о тебе!» Его ведут в полицейский джип, и камни проклятий летят ему вслед, но он словно не замечает толпы зевак, не осознаёт происходящего.

Затем ни пребывание в камере, ни то избиение, что в полиции допросом зовётся, не делают его более разговорчивым. Тем временем среди соседей и знакомых растёт уверенность в том, что Сараду, школьную учительницу, убил не кто иной, как её сын Рам. Она всё чаще жаловалась на него, её пугали его приступы неконтролируемого гнева, женщина предчувствовала недоброе. «Не верь тем, кто скажет, что ты незаконнорожденный. Ты — сын Бога». Не подозревая о том, какой эффект возымеют на психически нездорового сына её слова, однажды мать пыталась ободрить его. Но он воспринял всё буквально и с тех пор был уверен, что его долг — не допускать совершения несправедливости, наказывать всех за ошибки. Неизвестно одно: за какую ошибку была наказана его мать?

«Мы им дадим возможность временно вкусить услады земного мира и затем подвергнем их тяжкому, нестерпимому наказанию». Мать с сыном наслаждались безмятежным счастьем в своём мирке, пока однажды он не был разрушен — предпосылая киноленте строки из 31 суры, Амир Султан подводит к буквальной их трактовке применительно к контексту фильма? Едва ли. Скорее, они служат импульсом, вызывающим в памяти другие строки того же текста, где говорится о благочестивой жизни в вере, о наказании за неверие, и где приводится заповедь о необходимости заботиться о родителях, особенно о матери. Вопросы столкновения урбанистического и провинциального мышлений, проблемы морали в отношениях людей к тем, кто не похож на остальных, любви родителей к детям и детей к родителям, любви безусловной, сильной или трусливой, безвольной поднимают в своих фильмах такие режиссёры индустрии на языке тамили, как Рам, Бала. Вспоминается, как с благоговейным трепетом несчастная слепая в картине известного мастера эпатажа «Я — Бог» произносит: «Мать… Отец… Учитель… Бог… Мать первая на пути человека к Богу. В глазах матери не должно быть слёз». Амир Султан также, в своей особой манере, ставит зрителя перед непростыми вопросами, и отвечает на них, не противопоставляясь аудитории, но говоря с ней на одном языке.

«Грех», «почтение», «высшая справедливость» — основа терминологии ленты. Уважение к старшим, помощь ближним — истины, ценности предков, знакомые и понятные аудитории сегментов B и C — жителям небольших городов и деревень штата. И в то же время обратная реакция на охватившее всех вокруг безразличие. Разделение фильма на две части, музыкальные номера, популярный комик и доля простонародного юмора говорят в пользу того, что реакция не радикальная, но щадящая, напоминание не резкое, но удобоваримое в сочетании с купленными в перерыве закусками. При этом поставленная почти по Достоевскому концовка «Он тварь дрожащая и права не имел» — высшая точка напряжения, находящего выход в упрёках, слёзных мольбах, посыпании головы пеплом, восклицаниях «Почему?!», «За что?!», вопросах без ответа (примерно то же наблюдаем и в следующей работе режиссёра «Парутхивиран») — играет роль самого выразительного, запоминающегося образа. Когда симпатии людей в зале на стороне пострадавших, на преступника и грешника все смотрят с неодобрением, остаётся поскорей судить его, и всё встанет на свои места. В русле обывательской морали, однако без чрезмерного упрощения, а коммерческий ориентир в данном случае ещё не означает заигрывание с правдоподобностью в угоду зрелищности: Амир снимает вольные просторы и необузданный дух, красоту благородной души и уродство мелочной, желание исполнить долг перед памятью тех, кого не вернуть. Потерявши…